Шрифт:
Интервал:
Закладка:
БОРИС ЛАСТОВЕНКО
АтакаКогда за танками вперёдпо полю хлынула пехота,—я знал: учения не мёд,а очень трудная работа!Есть упоение в бою,есть вдохновение в работе,а здесь «осколочными» бьютпо наступающей пехоте.Но вижу небо голубое,вдыхаю свежий ветер дня,когда гремит и дышит боемнезачехлённая броня!..
Тополя зашумели в ночи…Тополя зашумели в ночинеожиданно и беспричинно,словно зыбкое пламя свечи,золотые склоняя вершины.Может, раньше, а может, сейчасна слезах материнских бессонницне деревья — немая печальутвердилась у наших околиц!Эта странная форма ветвей,эти листья над далью дорожной,—чтобы слышать своих сыновейв этом мире, глухом и тревожном.
Природа, Родина, народ…И мы приходим к родникуи отражаемся в кринице:из собственных горячих губводы приходится напиться!«Природа, Родина, народ…»Слова в сознанье оживают,их не напрасно корень «род»в одну семью объединяет.Я к влаге бережно приник,я пью студеными глотками,и слово звонкое «родник»одними вспоено корнями!У нас завидная судьба:мы словно пьем живую воду,всё глубже познаем себя,всё ближе и своему народу…
* * *Это молодость просто была!Это кровь молодая играла,и состав пролетал, как стрела,по студеным туннелям Урала.Это молодость просто была…Мы стояли у окон вагона,а состав пролетал, как стрела,и свистел на сквозном перегоне…
ЕВГЕНИЙ ТАРЕЕВ
Ну к чему мне,к чему мне,к чему мнеЗнать всё то, что у вас на уме!Я хотел бы в далёком чумеСлушать песню о Колыме.А вы слышали, как орочёлкаПод студеный наплыв снегов.Чуть покачиваясь, без умолкуСвою песню поет без слов!С этой песней легко и тяжко —Сквозь ветра и колючий мрак.Млечный Путь мне казался упряжкойБыстроногих копымских собак.В этой песне ни слез, ни посулов.Из нее, как миры из ночей,Выступают тяжелые скулыНизкорослых людей-орочей.В ней услышу я бег оленейИ увижу, как видеть отвык,—Обдирает солнце колени,Забираясь на материк.
В портуПароходы. Трубы. Трапы.«Вира! Майна!» Крик и смех.Якоря поджали лапыИ над морем держат верх.На плечах от грузов меты.Мускул к мускулу — гора.В перекурах с сигаретамиУживается махра.День тут выпуклей и резче.И над бездною водыВьются, стелются, трепещутРазномастные чубы.
Р. РОМА
ОТКРЫТИЕ
рассказЭтот ленинградский мальчик впервые проводил лето в Молдавии.
Он с утра убегал из дома и шёл куда глаза глядят, раздвигая густую траву и цепкий кустарник, спускаясь в маленькие долинки и взбираясь на горячие от солнца холмы. Однажды он забрёл на дно огромного оврага, разверзшего землю метров на тридцать вглубь. Высокие зелёные стены его, поросшие деревьями, кустами и травами, зубчато врезались в небо.
Когда мальчик шёл по узкой тропе вдоль стены оврага, он внезапно увидел ежа. Сначала они оба, ёж и мальчик, затаились — ёж в страхе перед опасностью, мальчик в неукротимом ожидании нового.
С добрым любопытством, терпеливо стоял он возле нестрашного колючего шарика, завоевывая его доверие.
Наконец ёж развернулся, выпростал ножки, одетые в мохнатые штаны, высунул из-под колючей чёлки острое рыльце, стал похож на крошечную свинью и деловито побежал дальше, не обращая внимания на преследующие его шаги.
«Наверное, я кажусь ему громадным и страшным, — думал мальчик. — Я раз в пятьдесят больше него. Интересно, ежи доживают до одиннадцати лет?.. Вот, свернулся! Это он защищает свой пушистый белый живот. Иглы только на спине. Посмотрю-ка! — решил он и протянул руку, чтобы поймать ежа, но передумал. — Я испугаю его, а ведь он уже меня не боится».
Вдруг мальчик остановился. Он почувствовал прохладный сквознячок, очень заметный в жарком летнем воздухе. Сквознячок пахнул сыростью и еще каким-то незнакомым острым запахом. Мальчик оглянулся и увидел в стене оврага чёрный, полукруглый зев пещеры. Он шагнул внутрь, и сразу мрак окружил его, а сырая, подвижная прохлада обняла за плечи. Мальчик настороженно остановился, вглядываясь в тёмную тишину, и вдруг услышал над собой легкое шуршание, царапание и шорох — признаки чьей-то таинственной жизни. Ему стало страшно, и он выбежал на теплую солнечную тропинку.
«Чего это я испугался, как маленький? — подумал он, опускаясь в высокую острую траву. — Надо же посмотреть, кто там живет, кто это шуршит и царапается наверху. Наверное, я трусливый какой-то, — продолжал он огорченно думать, уже вставая. — Не может быть».
Мальчик снова шагнул в пещеру, впервые ощутив, как часто и сильно бьется сердце.
«Надо закрыть глаза, чтобы потом лучше видеть в темноте», — вспомнил он, постоял минуту с закрытыми глазами и снова внятно услышал шуршание и возню вокруг себя.
«Кто это? — прислушался мальчик, не открывая глаз. — Пауки не могут так возиться и шуршать…
Змеи!» — вдруг ужаснулся он и открыл глаза, превозмогая желание убежать.
Тьма отступила в углы, как бы отодвинулась, и мальчик увидел, что потолок и стены пещеры странно колышутся, словно обитые мягким, пушистым ковром. Что-то бесшумно пролетело у него над головой, и легкое движение воздуха зашевелило волосы на макушке. Он вскрикнул и понял: летучие мыши! Сотни летучих мышей жили в этой пещере. Они гроздьями, как невиданные плоды, свисали с потолка и стен, изрытых норами и выступами. Мальчик вглядывался, пытаясь рассмотреть зверьков, но контуры, сливающиеся в скудном свете, давали возможность только угадывать их несметное количество.
Рисунок Василия ТЕРЕЩЕНКО.
«Был бы у меня с собой фонарик», — досадовал мальчик, осторожно двигаясь вдоль стены, где у самого потолка шевелились летучие мыши. И вдруг в конце пещеры, за поворотом, он заметил свет. Это было тоже полукруглое отверстие, только маленькое, похожее на огромный сияющий глаз, будто день заглядывал в пещеру. И на фоне этого света он стал различать сложенные крылья и круглые ушки. Да, здесь жили летучие мыши, странные летающие животные, маленькие птеродактили, сохранившиеся на земле с незапамятных времен. Мальчик сел на прохладный камень и стал тихо, затаив дыхание, наблюдать медленные движения зверьков.
Он чувствовал себя обладателем клада, доверенного ему природой. Он вошел в чужой город, жители которого были взволнованы его присутствием.
Ему хотелось успокоить их, заверить в своем дружелюбии.
«Ах вы, мышки, — думал он, — не бойтесь, я только посмотрю на вас, на настоящих. — И он вспомнил картинку в толстой книжке Брема: летучие мыши висят вниз головой с ощеренными мордочками и закругленными ушами. — Как интересно увидеть вас в самом деле. Я буду сидеть тихо. Делайте что хотите, я вам не помешаю».
Мальчик не заметил, сколько времени прошло, только глаз, заглядывающий в пещеру, потускнел, и он понял, что солнце передвинулось. «Ой, я, наверное, опоздал к обеду!» — испугался он и на цыпочках вышел на тропинку, а потом бегом пустился домой. Трава доходила ему до пояса, и он бежал по ней, как по воде, прыгая и выбрасывая ноги от колен в стороны.
Мать уже накрыла на стол и стояла на кухне у плиты. На сковородке что-то шипело.
— Мама! — сразу закричал мальчик. — Мама, ты не знаешь, где мой фонарик?
— Нет, — ответила мать, — где ты пропадал?
— Я потом расскажу. Я сделал открытие.
— Да ну! — сказала она и перевернула что-то на сковородке.
— Где мой фонарик?
— Разве ты не знаешь закона: если вещи не кладешь на место, они прячутся.
— Нашёл! — закричал мальчик. — Я бегу!
— Куда? — крикнула мать. — Расскажи про своё открытие.
Она взяла мальчика за руку и потянула к столу.
Он упирался и кричал:
— Мама! Мне некогда! Будет темно, я не найду дорогу.
— Куда ты собираешься бежать?
Мальчик, продолжая упираться, смотрел в лицо матери глазами, полными счастливой тайны.
- Журнал `Юность`, 1974-7 - журнал Юность - Советская классическая проза
- За синей птицей - Ирина Нолле - Советская классическая проза
- Желтый лоскут - Ицхокас Мерас - Советская классическая проза
- Липяги - Сергей Крутилин - Советская классическая проза
- Родина (сборник) - Константин Паустовский - Советская классическая проза
- Среди лесов - Владимир Тендряков - Советская классическая проза
- Перехватчики - Лев Экономов - Советская классическая проза
- Вега — звезда утренняя - Николай Тихонович Коноплин - Советская классическая проза
- Наследники - Михаил Алексеев - Советская классическая проза
- Командировка в юность - Валентин Ерашов - Советская классическая проза